Ссылка и высылка в Сибирь в 1920-е годы тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Пинкин, Вячеслав Иванович

• Пинкин, Вячеслав Иванович
• кандидат исторических наук
• 2002

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Пинкин, Вячеслав Иванович

Введение.

Глава 1. Организация ссылки и высылки.

1.1. Правовая база.

1.2. Регламентация административной ссылки и высылки.

1.3. Организация сыска, надзора и управления.

Глава 2. Сибирь как район ссылки и высылки.

2.1. Численность и состав ссыльных и высланных.

2.2. Размещение и движение репрессированных.

2.3. Внутрисибирская ссылка и высылка.

Глава 3. Положение ссыльных и высланных в Сибири.

3.1. Правовой статус.

3.2. Материально-бытовое положение.

3.3. Способы самоорганизации, общественная деятельность и методы протеста.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Ссылка и высылка в Сибирь в 1920-е годы»

История ссылки и высылки представляет интерес по ряду причин. Состояние данного института позволяет судить о состоянии карательной системы, элементом которой он является. Карательная система, в свою очередь, является элементом государственной машины и ее состояние характеризует политику и сущность государственной власти. Тема ссылки и высылки тесно связана с судьбами конкретных людей, которые, как правило, были социально активны и оппонировали политическому режиму. Поэтому масштабы применения ссылки и высылки, состав репрессированных отражают характер отношений между властью и обществом в изучаемую историческую эпоху.

В начале 1920-х годов в Советской России шел генезис института ссылки и высылки. Карательные органы занимались освоением территорий страны в качестве мест поселения репрессированных. Сибирь являлась традиционным и крупнейшим районом размещения ссыльных и высланных. В ходе гражданской войны этот регион перешел под полный контроль большевиков. На сибирские губернии распространилась юрисдикция регионального Полномочного представительства ВЧК, в функции которого входила реализация мероприятий по ссылке'и высылке. Без рассмотрения ссылки и высылки в Сибирь невозможно дать полноценный исторический анализ этого явления в масштабах страны.

Ссылка и высылка эпохи самодержавия являлись объектами пристального внимания советских исследователей. На эту тему были опубликованы сотни работ, защищены десятки диссертаций. При этом круг исследуемых проблем определялся в первую очередь идеологическим заказом. Авторы преследовали две главных цели. С одной стороны, они стремились показать институт ссылки и высылки как неотъемлемую часть системы самодержавно-полицейского произвола и подавления революционных сил. С другой стороны, исследователи освещали жизнедеятельность революционеров, прежде всего большевиков, в условиях ссылки. В результате ссылка и высылка вошли в ряд символов царского угнетения, прочно увязываясь в советском общественном сознании с режимом самодержавия. Тема ссылки и высылки советского периода оказалась под политико-идеологическим запретом.

При отсутствии в советской литературе специальных научных публикаций некоторые сведения о советской ссылке и высылке содержатся в энциклопедических изданиях, вышедших в свет в 1920 — 1930-е годы. Так, на рубеже этих десятилетий была издана четырехтомная "Энциклопедия государства и права".1 В ряде ее статей получили освещение не только ссылка и высылка царского времени, но также ссылка и высылка 1920-х годов. Данные статьи были написаны юристами без исторического анализа явления. Авторы отмечали плохую совместимость ссылки и высылки с началами пенитенциарии, так как эти меры не носили "исправительно-трудового" характера. Касаясь вопроса регламентации административной ссылки и высылки, они ограничились перечислением неполного перечня соответствующих постановлений руководящих органов СССР и РСФСР. Состав ссыльных и высланных определялся ими очень обобщенно и без количественных характеристик. Авторы с ортодоксальных коммунистических позиций обосновывали применение ссылки и высылки к "социально-опасным с точки зрения господствующего класса лицам". К этим лицам были отнесены в первую очередь "контрреволюционеры", а также "нетрудовые элементы, угрожающие правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью".3

Проблемы организации и деятельности репрессивного аппарата, надзора и управления ссылкой" и высылкой затрагивались в энциклопедических публикациях вскользь и в сугубо прикладном ключе. Так, Е. Ширвиндт фиксировал трудности, препятствовавшие осуществлению ссылки в крупных размерах и рациональной ее организации. К ним он относил отсутствие подходящих островных территорий с благоприятным климатом. Ссылка без значительных денежных затрат лишалась, по мнению автора, "исправительно-трудового" воздействия. 4

Дальнейший период, продолжавшийся вплоть до распада СССР, характеризовался забвением темы советской ссылки и высылки на фоне высокого интереса историков к ссылке и высылке царского времени. Исследователи уголовного законодательства и состояния законности в 1920-е годы только констатировали допускаемую уголовными кодексами возможность применения ссылки и высылки судами как средств "социальной защиты".5 Круг неблагонадежных граждан, подлежащих ссылке и высылке, достаточно подробно очерчивался в активно издававшихся в 1960 - 1980-е годы исторических работах на тему борьбы власти большевиков с "контрреволюцией" в 1920-е годы. В него включались представители левых оппозиционных партий, бывшие "эксплуататоры" и контрреволюционеры (буржуазия, помещики, чиновники, белые офицеры). К числу неблагонадежных были также отнесены идеологически "неустойчивые" лица ("буржуазная" интеллигенция, специалисты-"вредители", духовенство) и экономически самостоятельные группы населения (частные предприниматели и промышленники). В данных работах отмечалось применение ссылки и высылки в отношении рецидивистов и лиц, обвиняемых по ряду уголовных статей.6

Таким образом, в советской историографии ссылка и высылка советского периода трактовались как экстраординарные меры воздействия, применявшиеся на отдельном этапе в отношении конкретных групп "противников советской власти" и "нетрудового" элемента.

Ввиду существовавших в официальной советской историографии политико-идеологических запретов тема ссылки и высылки советского периода стала специальным объектом внимания только у представителей русской эмиграции. Впервые тема советской ссылки и высылки была обозначена С.П. Мельгу-новым в написанной по "горячим следам" "красного" террора работе, которая посвящалась советским репрессиям. Основываясь на имевшихся у него скудных данных официальных советских органов и свидетельствах очевидцев, он постарался в общих чертах определить численность ссылки, состав и размещение ссыльных. С.П. Мельгунов пришел к выводу, что уже к 1922 г. ссылка стала принимать небывалые размеры: "Было восстановлено все старое. И Турухан-ский, Нарымский края, Соловецкие острова".

По истечении длительного промежутка времени тема ссылки и высылки в Советской России была поднята А.И. Солженицыным в вышедшей в свет в 1973 г. работе "Архипелаг ГУЛАГ". Автор уделил ей отдельную главу своего произведения. В силу специфики работы и отсутствия доступа к архивным источникам А.И. Солженицын сосредоточил внимание не на эволюции репрессивной системы, а на положении ссыльных и высланных. Он увязывал начало практики ссылки и высылки в советском государстве с окончанием периода "военного коммунизма", когда власти посчитали политически целесообразным в новой обстановке не расстреливать политически неблагонадежных лиц, а изолировать их. Поэтому, как отмечал автор, уже к началу 1920-х годов институт ссылки "действовал привычно и размеренно". А.И. Солженицын однозначно заключил, что ссылка и высылка в Советской России применялись исключительно к инакомыслящим, к которым относились не только социалисты, но и беспартийная интеллигенция, "бывшие", духовенство, сектанты и просто верующие люди. 8 Этот вывод представляется спорным и недостаточно обоснованным.

Источниковая база, имевшаяся в распоряжении авторов из числа эмигрантов, в наибольшей степени благоприятствовала рассмотрению вопросов, связанных с положением ссыльных и высланных. А.И. Солженицын, ссылаясь на свидетельства репрессированных, провел сравнение правового и материально-бытового положения ссыльных царского времени с положением ссыльных и высланных 1920 - 1930-х годов. Его выводы были не в пользу последних. Он констатировал прогрессирующее ухудшение положения ссыльных и высланных в Советской России и систематическое ущемление их прав, что контрастировало с ситуацией, наблюдавшейся в царской ссылке. Такое положение автор объяснял отсутствием в Советской России общественного мнения, на поддержку которого могли опереться репрессированные. А.И. Солженицын также отмечал б разобщенность ссыльных советской поры и их неспособность к действенному протесту в условиях отсутствия поддержки со стороны общественности.9

Авторы, обращавшиеся к данной теме, не только публиковали уникальные материалы, но и стремились дать оценку явления и охарактеризовать его. Слабые стороны их работ прежде всего можно объяснить отсутствием доступа к большей части архивных документов. Это исключало возможность комплексного изучения темы. Немногочисленные исследователи из среды эмиграции обращались к наиболее доступным для изучения вопросам материально-правового положения репрессированных. С. Еленин занимался выяснением статуса политических ссыльных в Советской России. Он отметил, что к категории "политических" советская власть причисляла исключительно членов левых партий. Автор пришел к выводу, что на протяжении 1920-х годов ссыльные социалисты сохраняли ряд преимуществ перед остальными группами репрессированных: пособие, помощь Политического Красного Креста (ГЖК), возможность публикаций в журналах и издания книг.10

Статьи и сообщения В. Зеленцова, С. Маркова и Д. Минина освещают деятельность ПКК по оказанию помощи политзаключенным и ссыльным в Советской России. В их работах получили освещение формы и методы работы этой общественной организации. Авторы рассмотрели источники поступления средств, их распределение по партийным спискам и пути доставки на места. В. Зеленцов дал оценку материального положения ссыльных в зависимости от места их поселения, а также значимости для них помощи по линии ПКК. Он пришел к выводу, что эта помощь оказывалась лишь немногим и, как правило, в течение короткого времени.11

Начавшаяся в СССР в середине 1980-х годов перестройка спровоцировала всплеск массового общественного интереса к теме советских репрессий. Исследователи получили доступ к ранее закрытым архивным фондам. На волне развенчания сталинизма внимание исследователей было акцентировано на наиболее жестких формах государственных репрессий (спецпоселения, тюрьмы, лагеря, расстрелы) вне контекста иных карательных мер. Историки предпочитали удовлетворять более конъюнктурный общественный интерес к массовым репрессиям 1930-х годов. Кроме того, разработке исследуемой тематики препятствовала разрозненность имевшихся в архивных фондах материалов по истории ссылки и высылки советского периода.

В последнее десятилетие вышел свет ряд работ, в которых на основе привлечения широкого корпуса архивных и иных источников рассматривалась деятельность советской карательной системы 1920-х годов.12 В исследованиях Е.Г. Гимпельсона и И.В. Павловой репрессивная система рассматривалась как неотъемлемая часть формировавшегося в России механизма власти.13 В монографиях В.Н. Уйманова и С.А. Папкова получили освещение репрессии в Сибири конца 1920 - 1930-х годов.14 Более значительным использованием источников из центральных архивов по исследуемой проблематике характеризуются работы на тему преследования репрессивными органами представителей оппозиционных партий и целых социальных групп.15

В 1990-е годы институт ссылки и высылки стал объектом специального анализа в работах С.А. Красильникова. Автором был привлечен значительный новый фактический материал, обнаруженный им в отечественных и зарубежных архивах. Первую статью по исследуемой тематике С.А. Красильников посвятил политической ссылке и высылке 1920-х годов.16 Однако им не было дано обоснованного определения категорий граждан, к которым он относил политических ссыльных и высланных в Советской России. Термин "политический ссыльный" хорошо приемлемым для дореволюционной ссылки и высылки, когда прослеживалось четкое деление между репрессированными революционерами и участниками национальных движений, с одной стороны, и осужденными по уголовным преступлениям, с другой. К категории политических ссыльных и высланных в Советской России С.А. Красильников причислил не в полном составе административно-ссыльных и высланных, осужденных по обвинениям в "контрреволюционных" преступлениях. Остальные лица, сосланные и высланные органами ВЧК - ГПУ - ОГПУ, к "политикам" отнесены не были.

Такая оценка представляется спорной. Она требует проверки и уточнения посредством анализа деятельности советской карательной системы.

В последующих публикациях С.А. Красильников акцентировал внимание как на ссыльных и высланных вообще, так и на вопросе ссылки и высылки

17 представителей интеллигенции. Ссыльным 1920-х годов посвящена отдельная глава учебного пособия С.А. Красильникова, где эта категория советских граждан рассматривалась как одна из маргинальных групп послереволюционной России.18 В вышедшей в альманахе "Минувшее" специальной сопроводительной статье к авторской публикации документов'по истории ссылки и высылки 1920-х годов было уделено внимание законодательному оформлению, вопросам организации ссылки и высылки, материально-правовому статусу репрессиро

19 ванных.

Особую важность представляет то, что С.А. Красильников обратился непосредственно к истории ссылки и высылки в Сибири в 1920-е годы, вводя в научный оборот ценный материал из местных архивов. Положительной чертой публикаций автора является их проблемный характер. В статьях в той или иной мере затрагиваются все аспекты рассматриваемой темы. Однако проблемные узлы обозначены в них весьма пунктирно.

Среди историков к теме ссылки в Сибири обратился в более узких территориальных и проблемных рамках А.А. Бондаренко. Им были опубликованы

20 тезисы о ссыльных эсерах Нарымского края в 1920 - 1930-е годы. Отдельные фактические данные по ссылке и высылке в Сибири эсеров, меньшевиков и большевиков-оппозиционеров приводятся в статьях и монографиях А.В. Добровольского и В.В. Демидова.21

В последние годы вышел в свет ряд публикаций о персоналиях таких видных ссыльных, отбывавших срок репрессии в Сибири, как Д.Д. Донской, Р.С. Ильин и Н.Я. Брянцев.22 Особого внимания благодаря значительному объему нового фактического материала, извлеченного из местных архивов, заслуживает выпущенный томскими историками сборник, посвященный Д.Д. Донскому.23 Немаловажные биографические сведения о ссыльных и высланных представителях православного духовенства содержатся в публикациях В.В. Антонова, М.П. Чельцова и М.В. Шкаровского.24

В публикациях постсоветского периода не заострялся вопрос о причинах и предпосылках организации ссылки и высылки в Советской России. Некоторые суждения об общих условиях, в которых получила применение практика ссылки и высылки, имеют место в статьях С.А. Красильникова. По мнению автора, по окончании гражданской войны большевистский режим был вынужден внести коррективы в карательную политику, применяя более гибкие меры в отношении инакомыслящих и в то же время стремясь держать неблагонадежных лиц под жестким контролем. Одной из таких мер он считал ссылку и высылку "социально-опасных" граждан.25

Проблема правовой базы ссылки и высылки затрагивалась в ряде юридических и исторических работ. В первом случае В.Н. Кудрявцев и А.И. Трусов, рассматривая систему советской политической юстиции, поверхностно затронули уголовное законодательство в части ссылки и высылки, что привело к неверным заключениям. Так, высылка по Уголовному кодексу (УК) 1922 г. охарактеризована ими также как удаление в определенную местность, то есть как ссылка.26 Не лучшее знание уголовного законодательства в данной области было продемонстрировано А.П. Угроватовым. Автор приравнял судебную ссылку по 49 статье УК образца 1922 г. к ссылке административной, что само по себе представляется как нонсенс.27

Наиболее полная оценка главных положений УК 1922 и 1926 г., касающихся ссылки и высылки, была дана С.А. Красильниковым. Им было отмечено, что если УК 1922 г. предусматривал только возможность высылки по приговору судов лиц, признанных социально-опасными, из какой-либо местности, то УК 1926 г. допускал как высылку неблагонадежных граждан, так и ссылку в определенную местность. Однако представляется необоснованным утверждение автора о том, что до 1922 г. ссылка и высылка не входили в арсенал исполь

28 зуемых режимом карательных мер.

Более пристальное внимание исследователи уделили вопросу регламентации административной ссылки и высылки. Правительственные акты, определявшие полномочия репрессивных органов, пользовались особым интересом авторов. В публикациях A.M. Гак, А.С. Масальской, И.Н. Селезневой, С.А. Красильникова подробно и с привлечением новых источников освещается предыстория принятия декрета "Об административной высылке" от 10 августа 1922 г.29 Выход этого акта прямо увязывался исследователями с готовившейся акцией по высылке из страны крупной партии интеллигенции. Е.Г. Гимпельсон объяснил принятие данного декрета стремлением правительства подвести "правоit зо вую основу под запланированное мероприятие.

В работах А.Я. Малыгина и Л.П. Рассказова было отмечено значительное количество правительственных актов 1920-х годов, расширявших права органов ГПУ - ОГПУ на применение ссылки и высылки против новых групп населения.31 Наиболее полный обзор изданных за 1920-е годы ключевых законных и подзаконных актов, которые регламентировали административную ссылку и высылку, дал С.А. Красильников. Он констатировал, что к началу 1924 г. право на несудебные репрессии, в том числе ссылку и высылку, было монополизировано органами ОГПУ. Им же было отмечено, что издававшиеся в 1920-е годы декреты и постановления расширяли сферу применения административной ссылки и высылки на новые категории граждан, признаваемых "социально-опасными". С.А. Красильников зафиксировал тенденцию увеличения сроков репрессии, проявившуюся к концу десятилетия. Он признал характерным для 1920-х годов постоянное усложнение градации видов ссылки и высылки и упорядочивание перечня районов ссылки и списков местностей, запрещенных для проживания высланных.32

С выводами С.А. Красильникова по принципиальным вопросам совпадают оценки, данные в исследованиях А.Я. Малыгина и Л.П. Рассказова. Эти авторы пришли к заключению о смещении за 1922 - 1926 гг. центра репрессий во внесудебную сферу. А.Я. Малыгин констатировал, что начиная с 1922 г. постоянно издавались правительственные акты, дававшие репрессивным органам полномочия на применение ссылки и высылки к новым группам населения.33

Совершенно иные оценки были даны в работе А.П. Угроватова. Автор проигнорировал ключевые законодательные акты по административной ссылке и высылке, придя к необоснованному выводу об укреплении законности "вширь и вглубь" и об ограничении прав чрезвычайных органов в 1922 - 1927 гг. Широкое наделение органов ОГПУ чрезвычайными репрессивными полномочиями стало, по его мнению, характерно для последующего периода "деформации нэповской законности". Однако имеющиеся в работе А.П. Угроватова документальные свидетельства опровергают им же сделанные выводы.34

В последние годы вышли в свет публикации, в которых рассматривается структура репрессивных органов и прослеживается ее реорганизация на протяжении 1920-х годов.35 С.А. Красильников в своих статьях уделил значительное внимание борьбе между ведомствами за контроль над институтом ссылки и высылки. Эти противоречия он сводил к попыткам, с одной стороны, органов внутренних дел и юстиции сузить сферу применения административной ссылки и высылки и стремлению, с другой стороны, органов ГПУ - ОГПУ практику несудебных репрессий расширить. С.А. Красильников достаточно высоко оценил деятельность органов прокуратуры по надзору за ссылкой и высылкой, считая их единственным, хотя и весьма слабым, правовым противовесом произволу репрессивных органов.36 Столь резкое противопоставление государственных ведомств представляется весьма спорным, учитывая полную зависимость последних в советских условиях от партийно-государственной власти и то обстоятельство, что надзор над противоправной по своей сути практикой ссылок и высылок сам по себе дискредитировал систему прокурорского надзора.

Историки не обошли вниманием вопрос о численности ссыльных и высланных. В статье В.П. Попова суммированы данные официальных советских органов об общей численности ссыльных и высланных, осужденных органами ВЧК - ГПУ - ОГПУ на протяжении 1920-х годов. Статистические сведения даны по годам. Эта информация представляет единственную в своем роде общую сводку численности репрессированных во внесудебном порядке, собранную в фондах ведомственных архивов. По приведенным В.П. Поповым данным прослеживается тенденция неуклонного роста численности ссыльных и высланных на протяжении десятилетия.37

С.А. Красильников попытался дать критическую оценку информации о численности ссыльных и высланных, предоставленной как русской эмиграцией, так и официальными советскими органами. Данные представителей эмиграции были признаны им малообоснованными и завышенными. С.А. Красильников привел обнаруженную им в центральных архивах выборку данных о численности приговоренных к административной ссылке и высылке по категориям за 1927 г. Относительно Сибири он предпринял попытку определить приблизительную численность ссыльных и высланных в регионе, основываясь на информации о лишенных избирательных прав в 1926 - 1927 гг. Полученные сведения автор сопоставил с данными по численности ссыльных и высланных в Сибирском крае, предоставленными органами НКВД на октябрь 1929 г. В результате информация по ряду округов была признана им заниженной. В целом С.А. Красильников оценивал численность ссыльных и высланных в Сибири на конец 1929 г. приблизительно в 13 - 15 тысяч человек. Однако определение численности ссыльных и высланных в Сибири на протяжении 1920-х годов в динамике требует привлечения и сопоставления новых данных.38

В работах отдельных авторов содержится информация о численности некоторых групп ссыльных и высланных оппозиционеров. В монографии М.Ю. Крапивина даны сведения о численности ссыльных и высланных сионистов-социалистов на середину 1920-х годов.39 А.А. Бондаренко предпринял попытку проследить численность эсеров, сосланных в Нарымский край на протяжении 1920-х годов. Однако круг использованных им источников, несмотря на привлечение материалов государственных и ведомственных архивов, оказался явно

40 недостаточным для решения этой задачи.

С вопросом о численности ссыльных и высланных тесно связан вопрос о составе репрессированных. Касаясь данной проблемы, С.А. Красильников сделал общие предположения, которые основывались в первую очередь на анализе законодательно-нормативных актов, а не на подсчете численности ссыльных и высланных по категориям. Ой заключил, что до 1924 г. ссылка и высылка были направлены преимущественно против политических оппозиционеров из числа эсеров, меньшевиков и анархистов. Социальный состав репрессированных был представлен в значительной мере специалистами, служащими и учащейся молодежью. После расширения прав ОГПУ в части административных репрессий ссылка и высылка, по мнению С.А. Красильникова, начали принимать все более общесоциальный характер. Главными объектами репрессий стали не только инакомыслящие из числа оппозиционеров, но и лица, подозреваемые в хозяйственных и экономических преступлениях, а также "антисоциальные" элементы. В результате к концу 1920-х годов, как утверждает автор, "уголовники" стали доминировать в массе ссыльных и высланных. В подтверждение этого вывода С.А. Красильников привел отчет руководства Томского округа, в котором говорится о незначительной доле "политиков" в общей массе ссыльных, прибывших в округ за 1929 г. Однако и здесь встает вопрос о том, кого следует считать "политическим", а кого "уголовным" ссыльным в 1920-е годы.41

В монографии В.Н. Уйманова, посвященной репрессиям в Западной Сибири, было дано весьма общее и схематичное описание категорий граждан, сосланных на территорию Томской губернии, а затем округа в течение 1920-х годов. Автор констатировал применение ссылки в значительных масштабах в отношении большевиков-оппозиционеров.42 В работе С.А. Папкова о сталинских репрессиях в Сибири содержится важная информация о фигурантах Шахтин-ского процесса, сосланных в Сибирь.43

В фокус внимания историков попал также вопрос о правовом положении ссыльных и высланных. Однако суждения авторов по данной проблематике не отличаются новизной. Так, в работе Г.М. Ивановой констатировалось сохранение в начале 1920-х годов заметных отличий в правовом статусе ссыльных, причисляемых к "политическим", от прочих репрессированных.44 Д.Б. Павлов отметил привилегированное положение ссыльных социалистов в Советской России 1920-х годов. Это он объяснял тем, что большевики, считаясь с авторитетом социалистов и будучи связаны с ними общими узами борьбы с самодержавием, были вынуждены маневрировать и смягчать в их отношении режим репрессий.45

В публикациях С.А. Красильникова было уделено внкмание анализу правового положения ссыльных и высланных в вопросах ограничения проживания и передвижения, рода занятий. Им был отмечен ряд преимуществ, которыми обладали ссыльные и высланные 1920-х годов, имевшие статус "политических". Такое положение он объяснял прагматичным желанием властей переложить затраты на содержание ссыльных на самих репрессированных, их родственников и общественные организации. При этом С.А. Красильников подчеркнул ряд моментов, демонстрировавших ухудшение правового статуса репрессированных к концу 1920-х годов: лишение избирательных прав, ограничение возможности трудоустройства.46

Оценка материально-бытового положения ссыльных и высланных отдельными авторами поверхностна и не опирается на достаточное количество свидетельств. Так, Д.Б. Павлов на основании единственного примера сделал однозначный вывод о том, что в 1920-е годы политические ссыльные были обречены на «глухое прозябание» и нищету. С.А. Красильников- не столь категоричен в оценках. Он отметил некоторые преимущества в положении ссыльных "политиков" по сравнению с другими репрессированными: они получали пособие, хотя размер его был незначителен, и в силу высокого уровня образования обладали хорошими возможностями для трудоустройства на достаточно высокооплачиваемые специальности. Однако, как заметил автор, постоянно изобретавшиеся властями препоны вели к неуклонному ухудшению материально-бытового положения репрессированных.48

Освещение деятельности организации Помощи политическим заключенным (ППЗ) под эгидой ПКК в Советской России по оказанию материальной поддержки ссыльным дается в очерке А.Ю. Горчевой. Работа знакомит читателя с материалами фонда ППЗ в Г АРФ. Она не представляет системного и обстоятельного научного исследования, однако иллюстрирует ряд сторон деятельности ППЗ: контакты с властями, источники поступления средств, характер и способы их распределения среди нуждавшихся. Стоит особо отметить информацию о снабжении ППЗ средствами со стороны советских учреждений и наркоматов. Большой интерес представляют приводимые автором письма ссыльных в ПКК, в которых содержалась их оценка своего положения и оказываемой им помощи. А.Ю. Горчева фиксировала усложнение условий деятельности ППЗ в СССР к концу 1920-х годов.49

Современные авторы, касаясь вопроса самоорганизации ссыльных 1920-х годов, достаточно единодушно констатируют высокую степень разобщенности репрессированных. С.А. Красильников оценил ссыльных социалистов как носителей традиций дореволюционной ссылки, которые стремились к консолидации на прежнем уровне, создавая колонии, библиотеки, кассы взаимопомощи. Однако, как отмечал автор, в силу значительно большей, чем в царские времена, "пестроты" ссылки и сильных противоречий между ссыльными "политиками" попытки репрессированных объединиться не имели успеха. С.А. Красильников выделил два типа поведения ссыльных "политиков" - "культурничество" и "политический активизм". Последний тип, выражавшийся в стремлении активно включиться в политическую борьбу, был, по его мнению, наиболее ха

II п ~ 50 рактерен для троцкистов и не поддерживался основной массой ссыльных. Попытки ссыльных большевиков-оппозиционеров интенсивно участвовать в политической жизни освещаются в монографии В.В. Демидова.51 Многие социалисты предпочитали дистанцироваться от политики и поднимать уровень местной науки и здравоохранения. Среди наиболее видных представителей этого типа С.А. Красильников называет Д.Д. Донского, Р.С. Ильина и Н.Я. Брян-цева. Поведение Д.Д. Донского в нарымской ссылке было подробно рассмотрено Я.А. Яковлевым. В то же время в работах современников не получили долж

52 ного освещения методы протестов ссыльных в 1920-е годы.

Давая оценку ссылки и высылки 1920-х годов в целом, С.А. Красильников охарактеризовал ее как самостоятельный переходный этап от ссылки и высылки царского времени к ссылке и высылке 1930-х годов. Такой вывод основывается на оценке положения репрессированных, которое, как считает автор, было более тяжелым, чем в царские времена, и в то же время характеризовалось некоторыми "либеральными порядками", утраченными в 1930-е годы.53 Это заключение представляется полемичным, поскольку выявление сущности ссылки и высылки 1920-х годов требует всестороннего анализа деятельности этого института и социально-политических условий его существования.

В зарубежной историографии тема ссылки и высылки советского периода не получила специального рассмотрения. Р. Пайпс в работе "Россия при большевиках" в общих чертах коснулся факта организации института ссылки и высылки рядом декретов советского правительства.54 В монографии П. Соломона были определены базовые установки, которые легли в основу деятельности органов советской юстиции, позволяя применять ссылку и высылку без доказательства вины, - принципы аналогии, усмотрения и дискриминации по классовому признаку. Масштабное применение административной ссылки и высылки он объяснял борьбой большевиков за удержание власти, приведшей к широкому использованию ими средств несудебного насилия.55

В ряде работ зарубежных авторов содержится некоторая информация о ссылке и высылке политических оппозиционеров. Заслуживают особого внимания приведенные М. Янсеном данные о судьбах людей, сосланных по процессу правых эсеров 1922 г.56 В труде И. Дойчера получили освещение отдельные сюжеты ссылки и высылки большевиков-оппозиционеров, рассматривалась их f-'f жизнедеятельность в изгнании. Некоторые моменты жизни в сибирской ссылке видного "троцкиста" Х.Г. Раковского отслеживаются в монографии Ф. Кон™ 58 та.

Можно констатировать, что в последние годы изучение советской ссылки и высылки сдвинулось с мертвой точки. Стараниями прежде всего сибирских историков введены в научный оборот некоторые новые источники из фондов центральных и местных архивов. Однако основной массив источников остался не изучен. Только отдельные авторы предприняли попытки осмысления ключевых вопросов данной темы, но сами проблемные узлы обозначены пунктирно, а многие выводы представляются спорными и недостаточно обоснованными. Все публикации по исследуемой проблематике не превышают объема статей, что недостаточно для полновесного научного анализа темы. Разработка этой темы требует нового научного подхода и методик, существенно отличающихся от принципов исследования истории ссылки и высылки царского времени, которые использовались в советской историографии.

Цель диссертационного исследования заключается в комплексном изучении истории ссылки и высылки в Сибири в 1920-е годы. Для достижения поставленной цели предполагается решение следующих задач: раскрыть причины и предпосылки организации института ссылки и высылки советской властью;

- выявить цели и задачи, преследуемые советским режимом в ходе осуществления политики ссылки и высылки; дать анализ законодательно-нормативных актов, регулировавших механизм этой репрессии; осветить организацию системы сыска, надзора и управления ссылкой и высылкой; проследить динамику численности, состава и размещения ссыльных и высланных в пределах Сибири; охарактеризовать Сибирь как район внутренней ссылки и высылки; оценить материально-правовое положение ссыльных и высланных в Сибири, формы и методы их самоорганизации и протеста; показать социально-политические и морально-психологические последствия применения ссылки и высылки.

Объектом исследования является советская карательная система.

Предметом исследования выступают ссылка и высылка в Сибири.

Территориальные рамки работы ограничены пределами "сибревкомов-ской" Сибири 1921 - 1925 гг. и Сибирского края 1925 - 1930 гг. В первом случае они включают в себя Алтайскую, Енисейскую, Иркутскую, Новониколаевскую, Омскую и Томскую губернии, а также Ойротскую автономную область, во втором - 19 округов и одну автономную область. На эту территорию распространялась юрисдикция Полномочного представительства ВЧК - ГПУ - ОГПУ по Сибири, которое занималось организацией несудебной ссылки и высылки и перераспределением репрессированных в пределах подконтрольной территории.

Хронологические рамки исследования охватывают период 1920-х годов. Начальный рубеж обусловлен возникновением в Советской России практики ссылки и высылки в Сибирь и в пределах Сибири. Конечный временной рубеж определен выходом январских постановлений 1930 г., знаменовавших собой очередной этап эволюции института ссылки и высылки, когда с началом «великого перелома» применение таких репрессивных мер было возведено на качественно новую ступень.

Источниковую базу диссертации составляют опубликованные й архивные документы. В ряду опубликованных источников важнейшее значение имеют статьи Уголовных кодексов 1922 и 1926 гг., в которых определялось применение ссылки и высылки по суду, а также законодательно-нормативные акты, составившие базу института ссылки и высылки и вошедшие в Собрание узаконений и распоряжений советского правительства. Отдельные декреты и постановления ВЦИК, ЦИК СССР, СНК, НКВД и НКЮ включены в сборники документов по истории советского уголовного законодательства. В изданный в 1993 г. сборник государственных актов о репрессиях вошел также фрагмент закрытого постановления ЦИК СССР от 28 марта 1924 г. о правах ОГПУ в части административных ссылок и высылок. Специальная подборка материалов о ссылке и высылке 1920-х годов была опубликована С.А. Красильниковым в 1997 г. в альманахе "Минувшее". Первый раздел публикации содержит ключевые законодательно-нормативные акты, в том числе положение от 28 марта 1928 г. в полном объеме и постановления, устанавливающие списки мест ссылки, а также районы, запрещенные для проживания высланных.

Изданные в специальных сборниках материалы переписки В.И. Ленина с руководством РКП(б), карательных органов и органов юстиции позволяют выяснить причины и предпосылки организации института ссылки и высылки, изначальную направленность акций по ссылкам и высылкам. Эти источники дополняются вышедшими в свет в последние годы публикациями документов

A.С. Масальской, И.Н. Селезневой, М.И. Одинцова и Д. Б. Павлова о деятельности центральных партийных органов. Сюда вошли инструкции ЦК партии, постановления и протоколы заседаний комиссий Политбюро, которые содействуют раскрытию отдельных сторон государственной политики в области ссылки и высылки представителей инакомыслящей интеллигенции, оппозиционных партий и духовенства. Раскрытию этих же сюжетов помогают материалы переписки Ф.Э. Дзержинского с руководством страны, опубликованные

B. Крыловым и Н. Сидоровым.

Весьма важная информация о структуре и приоритетах деятельности органов ВЧК - ГПУ - ОПТУ в осуществлении репрессивной политики содержится в вышедших в разное время сборниках документов по истории этих ведомств.59

В последние годы стали выходить в свет публикации материалов отчетно-информационного характера по исследуемой теме. Во второй раздел публикации в сборнике "Минувшее" вошли сообщения, информационные письма, докладные записки и полугодовые отчетные доклады за вторую половину 1927 г. работников прокуратуры Сибири в вышестоящие инстанции о состоянии ссылки и высылки в регионе. В 2000 г. томские историки выпустили сборник биографических материалов о жизнедеятельности в сибирской ссылке одного из лидеров эсеров Д.Д. Донского. В книгу вошла подборка материалов партийных органов и органов ОПТУ из государственных и ведомственных архивов о нарымской ссылке.

Особую значимость для определения правового статуса ссыльных и высланных представляют инструкции ЦИК и Президиума ЦИК СССР по выборам в Советы. Статистические данные по выборам в Советы по Сибирскому краю достойны внимания также как один из вспомогательных источников, помогающих определить численность ссыльных и высланных и места их дислокации. Информация о динамике общей численности несудебной ссылки и высылки на протяжении 1920-х годов содержится в данных, выявленных В.П. Поповым в центральных архивах.

В последнее десятилетие вышел в свет ряд работ и документальных сборников, включающих в себя воззвания, обращения, заявления, протесты и письма политических ссыльных и оппозиционеров. В сборниках материалов о деятельности левых небольшевистских партий отслеживается реакция социалистов и анархистов за рубежом на ссылку и высылку своих единомышленников в Советской России. В сборнике источников о коммунистической оппозиции в СССР, опубликованном под редакцией Ю.Г. Фелыптинского, присутствуют материалы переписки ссыльных «троцкистов» между собой и их послания в высшие партийные инстанции. Не меньший интерес представляют материалы из архивных фондов ФСБ, опубликованные в работе Р. Миллера и Я. Роки-тянского, содержащие письма репрессированных и их близких в адрес Д.Б. Рязанова. Письма сосланных в Сибирь социалистов С.О. Цедербаума-Ежова, К.И. Захаровой-Цедербаум, В. Коробкова, протесты ссыльных "троцкистов" в сибирских городах против их лишения избирательных прав опубликованы в третьем разделе публикации С.А. Красильникова в альманахе "Минувшее". В сборник "Дмитрий Дмитриевич Донской" вошли письма Д.Д. Донского из на-рымской ссылки. Все эти материалы отображают жизнь ссыльных оппозиционеров и их настроения.

Особую группу опубликованных источников составляют воспоминания репрессированных и их близких. Очень немногим ссыльным и высланным 1920-х годов удалось оставить после себя мемуары. Как правило, до нас дошли опосредованные свидетельства родственников репрессированных. Среди источников такого рода наибольший интерес представляют воспоминания и ин тервью бывших политссыльных и их близких: Б.А. Бабиной, М.Д. Байтальско-го, Н.М. Донской, Я. Меерова, А.В. Книпер, E.JI. Мельтцер, M.JT. Свирской. И> свидетельства представляют исключительную важность для определения настроений политссыльных 1920-х годов, их взаимоотношений с окружающими степени самоорганизации и консолидации перед лицом властей.

Среди периодических изданий русской эмиграции 1920-х годов регулярная информация о положении ссыльных и высланных в Советской России появлялась на страницах таких информационных листков и специальных бюллетеней органов социалистов, как "Социалистический вестник" и "Голос социал-демократа". Это объяснялось тем, что именно социалисты составляли основной контингент сосланных по обвинению в принадлежности к "антисоветским" партиям. Привлекая этот источник, необходимо учитывать его определенную тенденциозность. Информация о положении ссыльных и высланных, попадавшая на страницы зарубежной прессы из России, часто не была изначально полностью достоверной и могла искажена в целях привлечения общественного внимания к участи репрессированных. Однако не вызывает сомнений важность содержащихся здесь конкретных сведений о репрессированных социалистах, их размещении и материально-правовом статусе.

В советской прессе информация о ссылке и высылке 2антисоветских элементов" давалась здесь крайне скупо в пределах официальных сообщений, например, о "чистке" городов от "нетрудовых элементов".

В целом к настоящему времени имеется только одна специальная научная публикация материалов по теме исследования. Опубликованные материалы не содержат достаточного количества сведений для достижения целей настоящего исследования. В силу этого основной массив источников, на которых базируется настоящая работа, представлен неопубликованными материалами фондов Государственного архива Новосибирской области (ГАНО), Государственного архива Томской области (ГАТО), Центра хранения и изучения документов новейшей истории Томской области (ЦХИДНИТО), Государственного архива

Красноярского края (ГАКК), Центра хранения и изучения документов новейшей истории Красноярского края (ЦХИДНИКК), Центра хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФАК). Большинство использованных архивных материалов до начала 1990-х годов находились на специальном хранении, исключавшем свободный доступ исследователей.

Главным источником законодательно-нормативных документов по ссылке и высылке стали фонды органов исполнительной власти разных уровней, суда и прокуратуры. Сюда вошли декреты, постановления, циркуляры и инструкции СНК, ЦИК СССР, ВЦИК, руководства органов НКВД, НКЮ, ГПУ - ОГПУ, материалы межведомственной и внутриведомственной переписки вышеназванных органов, а также сибирского руководства с центральными партийно-государственными органами. В целях освещения процесса эволюции исследуемого репрессивного института нами были использованы ответы административного отдела НКВД и центральных отделов ГПУ - ОГПУ на запросы с мест, пояснительные записки и выписки из протоколов заседания Президиума ВЦИК.

Фонды местных исполнительных органов, прежде всего Сибкрайиспол-кома, содержат информацию, связанную с организацией системы ссылки и высылки в сибирском регионе. Такие сведения присутствуют в письмах и докладных записках начальников административных отделов в высшие инстанции, в протоколах губернских совещаний по борьбе с преступностью.

В качестве источников, раскрывающих партийно-государственную политику в области ссылки и высылки "социально-опасных лиц", нами были привлечены материалы фондов Сиббюро ЦК РКП(б), Сибкрайкома ВКП(б) и губ-комов партии - циркуляры ЦК партии большевиков, шифротелеграммы, протоколы закрытых заседаний бюро Сибкрайкома, губкомов, окружкомов, укомов и райкомов партии, товарищеские письма секретарей парткомов друг другу. В парткомы стекалась информация о поведении ссыльных и высланных в подотчетных районах, здесь же определялась линия поведения местных властей в отношении как групп репрессированных, так и отдельных ссыльных.

Особую значимость для исследуемой темы представляют годичные и полугодичные отчеты по наблюдению за органами ОГПУ губернских, окружных, областных и краевых прокуроров, а также доклады представителей прокуратуры по результатам обследования мест ссылки. В отчетах, составленных по единой схеме, предполагалось описание численности ссыльных и высланных, их состава по видам преступлений, материального положения, занятий, взаимоотношений с местным населением, характера жалоб. Однако эти требования не всегда соблюдались, что создает проблемы в оценке некоторых параметров. Массив выявленных источников такого порядка охватывает период 1922 - 1928 гг.

Фонд Томской окружной прокуратуры содержит списки ссыльных Томского округа с указанием инкриминируемых им статей УК и мест размещения в 1927 г., а также отдельные списки ссыльных, содержащихся в изоляторах Томска. Особое место как источник биографических сведений о репрессированных и их занятиях занимают анкеты ссыльных и высланных Новосибирска, ходатайствовавших о восстановлении в избирательных правах. В фондах Красноярского окрисполкома отложились списки административно-ссыльных и высланных "лишенцев" по округу, отдельным районам и населенным пунктам округа.

Отдельную группу источников, которая не была использована исследователями, составляет делопроизводственная документация фондов прокуратуры Сибири. К ней относятся постановления и заключения следственного отдела ПП ОГПУ по Сибири и прокуроров по личным делам, направленным в коллегию ОГПУ. В этих документах отмечались, как правило, происхождение, возраст, род занятий и место жительства репрессированного. Особое значение имеет описание причины заведения дела. Следует учитывать, что круг фигурантов данных дел лишь частично совпадал с кругом ссыльных и высланных, так как многие, дела прекращались или обвиняемые приговаривались к другим видам репрессий. Однако эти документы дают возможность оценить подход государственных органов к вопросам применения ссылки и высылки.

В фондах Сибирской прокуратуры отложились отдельные выписки из протоколов Особого совещания при коллегии ОГПУ с решениями по ссылке и высылке, а также постановления особоуполномоченного ГШ ОГПУ по Сибири на ссыльных и высланных, которые направлялись Особым совещанием в Сибирь. В постановлениях указывались дата вынесения приговора, статья, место ссылки и высылки по приговору и по решению особоуполномоченного ГПУ — ОГПУ. Эти материалы дополняются списками приговоренных к ссылке и высылке решениями ПП ОГПУ по Сибирскому краю во время кампаний по борьбе с бандитизмом.

В целом массив делопроизводственных источников по ссылке и высылке характеризуется значительной неравномерностью. Наиболее полный материал имеется на середину 1920-х годов. Однако комплексное использование имеющихся в нашем распоряжении материалов позволяет определить общие тенденции изменения численности и состава репрессированных в масштабах Сибири.

Существенную роль как источники дополнительной информации играют имеющиеся в нашем распоряжении материалы из коллекции Б.И. Николаевского, выявленные С.А. Красильниковым в архиве Гуверовского института войны, революции и мира. Здесь аккумулировались сведения о положении ссыльных и высланных социалистов и анархистов в Советской России, добытые представителями политических организаций русской эмиграции. Полученные данные излагались в отчетах о деятельности ЦК социалистических партий, воззваниях, переписке деятелей эмиграции, выступлений на собраниях Берлинского общества помощи политзаключенным и ссыльным. Наряду с этим большую информационную ценность представляют обнаруженные в фондах архива письма по-литссыльных своим зарубежным единомышленникам, несмотря на то, что эти письма перлюстрировались и поэтому не могут содержать полной достоверной информации о режиме ссылки и высылки. Все указанные источники отслеживают, в первую очередь, жизнь ссыльных и высланных представителей левых партий.

Таким образом, в исследовании использован круг источников различного происхождения, включающий в неравном объеме как документы советских партийно-государственных органов, так и материалы органов русской эмиграции и свидетельства самих репрессированных. Комплексный критический анализ всех групп выявленных источников, несмотря на фрагментарность содержащейся в них информации о численности ссыльных и высланных в Сибири, о социальном облике репрессированных и соотношении их основных категорий, дает возможность провести полномасштабное исследование темы.

Методологическую базу диссертации составила совокупность общенаучных, общеисторических и конкретно-исторических подходов и методов.

При написании работы автор руководствовался общенаучными принципами диалектики и историзма, позволившими подойти к анализу исторических явлений и процессов в их взаимосвязи и развитии. В процессе исследования широко использовались аналитический и синтетический методы. Изучение данной тематики дало большие возможности для сравнительно-исторического анализа ссылки и высылки советского периода, с одной стороны, и ссылки и высылки дореволюционного времени, с другой, в различных аспектах, будь то законодательно-нормативное регулирование, организация деятельности карательных органов и положение репрессированных. Это способствовало лучшему выявлению специфики и сущности рассматриваемого явления. Массив выявленных в ходе работы над диссертацией источников содержит информацию, выглядящую типичной для исследуемых событий, и в то же время ярко их характеризующую. Это предопределило применение иллюстративного метода. Наличие однотипных документов делопроизводства дало возможность для использования в работе статистических приемов количественного анализа, группировки информации как в пределах определенных регионов, так и в границах установленных временных промежутков. Все это в сопоставлении с другими источниками позволило проследить изменения в численности и категориях репрессированных, в их размещении.

При разработке темы мы стремились избежать тенденциозных однозначных оценок и выводов, основанных на национальных, классовых, партийных, религиозных или культурных предпочтениях. Объективный научный анализ таких системных явлений, как ссылка и высылка, предполагает комплексный исследовательский подход к исследуемой тематике. Этот подход позволяет рассматривать историю ссылки и высылки как деятельность карательного института. Он дает возможность исследовать в едином ключе общие и частные проблемы, отслеживать причинно-следственные связи в явлениях. Комплексный подход предусматривает выяснение организации ссылки и высылки на всех уровнях, порядка надзора за ссыльными и высланными на местах, историко-географической среды, численности, состава репрессированных, условий жизни ссыльных и высланных, их деятельности, взаимоотношений между собой, отношений с властями и с местным населением.

Использованная в исследовании методология предполагает анализ деятельности советской карательной системы сквозь призму государственной политики и идеологии. Марксистская концепция характеризует государство как политическую организацию экономически господствующего класса, преследующую цель подавлять сопротивление других классов. Пришедшие к власти в России в 1917 г. большевики, исповедуя идею государства "диктатуры пролетариата", оценивали функции государства переходного от капитализма к социализму периода в применении власти пролетариатом и его передовым отрядом -партией коммунистов для подавления сопротивления представителей "эксплуататорских классов" и "сил международной реакции". На деле это обернулось использованием партийно-государственным руководством всей мощи государственной карательной машины против произвольно выбираемых групп и классов населения. В результате в советских условиях значение карательного аппарата государства как инструмента насилия было поднято на невиданную в другие времена высоту. Деятельность карательной системы была подчинена политическим и идеологическим задачам тотального переустройства общества. Такой подход к проблеме дает ключ к пониманию реальных процессов и явлений, имевших место в Советской России 1920-х годов. Он позволяет подобрать верный ракурс для изучения принципов функционирования института советской ссылки и высылки.

Перечисленные приемы и методы позволяют в своей совокупности разрешить поставленные в работе цели и задачи.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые предпринимается попытка комплексного исследования ссылки и высылки в Сибирь в 1920-е годы, включая анализ законодательно-нормативной базы и деятельности карательных органов, численности, состава ссыльных и высланных, их размещения и статуса. В научный оборот вводится большое количество новых источников из региональных фондов.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Пинкин, Вячеслав Иванович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Практика ссылок и высылок получила широкое распространение в Советской России с окончанием главных боев гражданской войны, по мере взятия большевиками под свой контроль обширных районов страны. В эволюции института ссылки и высылки на протяжении 1920-х годов прослеживается несколько этапов.

На первом этапе (1920 - август 1922 г.) имели место локальные операции по высылкам из районов, охваченных крестьянскими восстаниями, лиц, подозреваемых в причастности к мятежам. Эти мероприятия дополнялись кампаниями по ссылкам и высылкам из центральных городов политических противников большевиков, в первую очередь членов левых партий. Акции осуществлялись органами ВЧК - ГПУ по указаниям и под прямым контролем партийно-государственного руководства. На местах власти практиковали "чистку" отдельных районов от "социально-вредных элементов". Все эти мероприятия не имели под собой законодательно-нормативной базы. На данном этапе сохранение нестабильного политического положения в Сибири препятствовало "широкому использованию региона в качестве места ссылки.

Второй этап (август 1922 - март 1924 г.) характеризуется созданием и функционированием Комиссии по высылкам при НКВД, действовавшей на постоянной основе. В это время мероприятия по несудебным ссылкам и высылкам приобрели перманентный характер, охватив всю территорию страны. Круг репрессируемых включал в себя две приоритетные категории граждан: в первую очередь членов "антисоветских" партий, а затем - рецидивистов по ряду статей УК. Одновременно суды получили право на высылку "социально-опасных лиц". Получила оформление организационная вертикаль системы административной ссылки и высылки, были распределены полномочия по осуществлению репрессии между органами ГПУ и милиции. Однако все более явно проявлялась тенденция сосредоточения полномочий на ссылку и высылку в ведении ГПУ

ОГПУ. Началось активное освоение в качестве мест ссылки отдельных районов Сибири. Сюда стали направляться репрессированные со всей страны.

На третьем этапе (март 1924 - конец 1926 г.) произошла полная монополизация сферы несудебной ссылки и высылки органами ОГПУ. Полномочия на ссылку и высылку получило Особое совещание при Коллегии ОГПУ. При этом был существенно расширен круг подлежащих данной репрессии лиц за счет граждан, подозреваемых в особо опасных для государственных устоев видах деятельности и деяниях (контрабанда, нелегальный переход границы, подделка денежных знаков, спекуляция валютой и драгоценностями). Вместе с тем находила все большее применение практика наделения региональных представительств ОГПУ чрезвычайными полномочиями по части несудебных репрессий в отношении лиц, подозреваемых к причастности к бандитизму, а также «кулацкого элемента». Такие операции неоднократно проводились на территории Сибири. В добавление к этому в данный период суды были наделены правом не только на высылку, но и на ссылку неблагонадежных лиц.

Четвертый период (1926 - конец 1929 г.) отмечен устойчивой тенденцией расширения поля несудебных репрессий, проявившейся на предыдущем этапе. Однако наибольшее распространение в ходе проведения разного рода кампаний получила практика наделения органов ОГПУ как в общегосударственном, так и в региональных масштабах особыми полномочиями на ссылку и высылку лиц, подозреваемых в бандитизме, хулиганстве, ведении нелегальной экономической деятельности, контрабанде, а также рецидивистов. В конце 1920-х годов чрезвычайные полномочия в части применения несудебных репрессий в ходе хлебозаготовительных кампаний стали получать специальные "тройки" на местах. В Сибири местные власти настойчиво добивались расширения полномочий региональных репрессивных органов в области ссылки и высылки. Между тем в Уголовном кодексе 1926 г. ссылка и высылка по суду получили окончательное законодательное оформление. Судебной компоненте репрессии был дан существенный импульс, однако она продолжала уступать по масштабам и организации административной составляющей института.

Таким образом, на протяжении 1920-х годов институт ссылки и высылки активно развивался. В этот период времени он приобрел ряд характерных черт, которые определяли как специфику советской ссылки и высылки вообще, так и особенности ссылки и высылки данного периода в частности.

Прослеживается высокая степень его преемственности с царской ссылкой и высылкой в формах и методах организации репрессии. Ссылка и высылка осуществлялись как по суду, так и в административном порядке на срок до 3 лет. Действовало центральные учреждение, выносившее приговоры, - Особое совещание. Сохранялись прежняя инфраструктура, места дислокации репрессированных (особенно такие районы Сибири, как Нарымский, Туруханский, Приангарский края), способы надзора за ними. Наблюдались общие черты в правовом и материальном статусе ссыльных и высланных. Среди них выделялись группы, находившиеся в более привилегированных условиях (прежде всего коммунисты-оппозиционеры). Представители советских репрессивных органов не скрывали, что извлекают опыт царских карательных учреждений. Наряду с этим сами ссыльные и высланные из числа политических стремились к самоорганизации в объединения, которые были присущи дореволюционной ссылке и высылке. Этому способствовало наличие среди репрессированных, прежде всего социалистов и анархистов, прослойки бывших ссыльных и высланных царских времен. В Сибири наибольшую склонность к самоорганизации проявили ссыльные социалисты Нарымского края. Однако материально-правовое положение репрессированных не оставалось стабильным в связи с изменениями социально-политического климата в стране на протяжении 1920-х годов. Во вторую половину десятилетия стала явно проявляться тенденция общего ухудшения их статуса. На ссыльных был наложен ряд дополнительных ограничений, а все административно-ссыльные и высланные были поражены в правах. Действенный в дореволюционные времена арсенал средств борьбы за свои права оказался мало результативен в новых условиях.

Система ссылки и высылки по линии ГПУ - ОГПУ развивалась значительно более быстрыми темпами, чем система ссылки и высылки по суду.

Ссылка и высылка применялись по признаку "социальной опасности" без судебного доказательства вины в отношении лиц, деятельность которых оценивалась властями как опасная для устоев режима. Это предопределяло приоритетное рассмотрение таких дел в аппарате ГПУ - ОГПУ. Осуществление ссылки и высылки по линии ГПУ - ОГПУ позволяло властям оперативно придавать акциям нужную направленность в определенные промежутки времени, добиваться вынесения приговоров без соблюдения формальных процедур в порядке строгой секретности. Сам факт ссылки и высылки через органы ГПУ - ОПТУ придавал этим мероприятиям политическую окраску независимо от инкриминируемой статьи. В результате реальная степень политизации ссылки и высылки советского периода существенно превосходила дореволюционный уровень. В советских условиях судебная составляющая репрессии носила вспомогательный характер.

Ссылка и высылка 1920-х годов характеризовались отсутствием детально разработанной законодательно-нормативной базы. Это подчеркивает репрессивный характер данного института, который фактически действовал вне нормального правового поля. Законодательно-нормативные акты очерчивали общие контуры функционирования этой системы, в рамках которой репрессивные органы обладали полной свободой рук. Органы ГПУ - ОГПУ по своей сущности ориентировались не на скрупулезное соблюдение правовых норм, а на исполнение воли партийно-государственного руководства. Через них власть направляла карательную политику в нужное ей русло конспиративным внеправо-вым способом.

Можно констатировать высокую степень централизации системы ссылки и высылки. Приговоры выносились Комиссией по высылкам при НКВД, а затем Особым совещанием при Коллегии ОГПУ. При значительном возрастании количества дел во время кампаний по борьбе с нежелательными явлениями особыми полномочиями на ссылку и высылку временно наделялись краевые представительства ОГПУ, в том числе ПП ОГПУ по Сибирскому краю. В силу высокой централизации партийно-государственная верхушка могла оказывать непосредственное влияние на вынесение приговоров по особенно важным политическим делам.

В ходе эволюции института ссылки и высылки усиливалось преобладание общесоциальной компоненты над узкополитической составляющей репрессий. Эта система создавалась в качестве одного из инструментов репрессивного воздействия на политических оппонентов большевиков. Однако к середине 1920-х годов круг объектов репрессии значительно увеличился за счет категорий населения, уличенных в каком-либо политико-идеологическом противодействии режиму или в нежелательной экономической деятельности. На протяжении десятилетия активно и все более широко практиковались ссылка и высылка рецидивистов. Особая роль Сибири, прежде всего ее северных краев, в практике ссылок и высылок заключалась в том, что этот регион рассматривался властью как приоритетное место ссылки репрессированных, отнесенных к наиболее "опасным" группам (подозреваемые в "контрреволюции", бандитизме, организации беспорядков, подделке денежных знаков и т.д.). Однако ближе к концу 1920-х годов сюда стали направляться крупные партии рецидивистов. Жители Сибири, отнесенные к категории "социально-опасных", ссылались, как правило, на север региона. Нарымский и Туруханский края рассматривались властями как места штрафной ссылки в общероссийских и региональных масштабах. В целом по сравнению с дореволюционным временем возросла значимость Сибири как места ссылки и высылки, поскольку с середины 1920-х годов обстановка в этом регионе отличалась большим спокойствием, чем на Дальнем Востоке и в Туркестане. Таким образом, практика ссылки и высылки была встроена в контекст государственной репрессивной политики, направленной прежде всего на исключение из активной социальной жизни наиболее деятельных и независимых представителей населения, а также на достижение тотального контроля власти над обществом. Показательно, что ближе к концу 1920-х годов руководители государственных органов, в том числе структур, относившихся к правоохранительным, стали допускать все более широкую и расплывчатую трактовку категорий лиц, в отношении которых могли быть применены ссылка и высылка.

Имело место постоянное воспроизводство механизма репрессии в отношении одних и тех же лиц. Ссылка и высылка воспринимались властями в лице партийного руководства прежде всего как средство нейтрализации политических противников, изолирующее их от активной общественно-политической и экономической жизни. Эти репрессивные меры также рассматривались ими как универсальные инструменты, позволявшие частично изолировать «социально-опасные лица» и контролировать их жизнедеятельность. Сроки ссылки и высылки либо следовали друг за другом, либо назначались в качестве промежуточных ступеней между иными репрессивными мерами (как правило, заключением в изолятор или концлагерь). Со второй половины 1920-х годов они часто давались в виде довеска к тюремному заключению. В наибольшей степени это касалось «контрреволюционеров», в первую очередь, "политиков". Ссылка в конкретную местность на 3 года являлась наиболее распространенным приговором. Ближе к концу десятилетия все сильнее ощущался сдвиг на репрессивной шкале в сторону вынесения жестких приговоров.

Для ссылки и высылки 1920-х годов была характерна высокая степень дифференциации жесткости репрессии: от высылки за пределы одной местности («минус один») до ссылки в конкретную местность. В значительной степени варьировался и правовой статус ссыльных и высланных. Это давало властям широкие возможности для маневра в области применения репрессии. Главная тяжесть ссылки и высылки заключалась не только в удалении репрессированных из какой-либо и в какую-либо местность. Эти меры влекли за собой череду дискриминационных ограничений, объем которых постоянно возрастал. Сам факт ссылки и высылки имел роковые и необратимые последствия для прошедших через них граждан. Они оставались в положении дискриминируемой части общества, находящейся под наиболее пристальным надзором властей.

Таким образом, в 1920-е годы институт ссылки и высылки был создан советской властью и быстро развивался, что нашло свое отражение в усложнении репрессивного механизма, увеличении числа категорий и общей численности репрессированных. Выход на всем протяжении десятилетия законодательнонормативных актов по осуществлению ссылки и высылки подтверждал высокую степень востребованности этих мер. Ссылка и высылка изначально были ориентированы на решение внутриполитических задач в интересах партийно-государственного руководства, не имея ничего общего с нормальной правоохранительной практикой. Посредством ссылки и высылки власть имела возможность ограничивать и держать под жестким контролем жизнедеятельность подозреваемых в нелояльности к режиму представителей населения, а также в определенной степени решать задачи селекции общества. Применение этих репрессий в отношении лиц, вина которых в конкретных преступлениях не была доказана, подчеркивало пренебрежительное отношение власти к вопросам соблюдения законности, когда речь заходила о сохранении контроля над обществом.

Институт ссылки и высылки внес существенный вклад в дело исключения части независимого социально и экономически активного населения из общественно-политической жизни. Он в наиболее полной мере олицетворял преемственность в деятельности репрессивных механизмов советского государства периода гражданской войны и времени «большого террора». Благодаря ему была создана репрессивная база для осуществления мероприятий по спецпереселениям и депортациям в 1930 - 1940-е годы.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Пинкин, Вячеслав Иванович, 2002 год

1. Документы и материалы в публикациях

2. Анархисты: Документы и материалы. Т. 2. М., 1998.

3. Взять на учет все духовенство // Источник. 1994, № 6.

4. Власть и интеллигенция в сибирской провинц ии. Конец 1919 1925 гг. Сборник документов. Новосибирск, 1996.

5. Всех их вон из России (высылки российской интеллигенции). Публикация А. Массальской, И. Селезневой // Родина. 1992, № 10.

6. В.И. Ленин и ВЧК. Сборник документов. 1917 1922 гг. М., 1987.

7. В.И. Ленин. Неизвестные документы. 1891 1922 гг. М., 1999.

8. ВЧК ГПУ: Документы и материалы. М., 1995.

9. Дело патриарха Тихона. Публикация М.И. Одинцова // Отечественные архивы. 1993, № 6.

10. Дмитрий Дмитриевич Донской. Томск, 2000.

11. Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927 1932 гг. М., 1989.

12. Е.М. Тимофеев и другие члены ЦК ПСР после процесса 1922 г. Публикация М. Янсена // Минувшее. Париж, 1989. Вып. 7.

13. Жертвы политических репрессий в Алтайском крае (1919 1930-е годы). Барнаул, 1998. Т. 1.

14. Из истории ВЧК. 1917-1921 гг. Сборник документов. М., 1958.

15. История советской прокуратуры в важнейших документах. М., 1947.

16. Коммунистическая оппозиция в СССР (1923 1927 гг.) В 4 томах. Под редакцией Ю.Г. Фелыптинского. М., 1992.

17. Красная книга ВЧК. Т. 1. М., 1990.

18. Крылов В. Смертельно устал быть железным // Родина. 1992, № 10.

19. Лубянка: ВЧК ОГПУ - НКВД - МТБ - МВД - КГБ. 1917 - 1960 гг. М., 1997.

20. Меньшевики в Советской России. Сборник документов. Казань, 1998.

21. Новые документы В.И. Ленина // Известия ЦК КПСС. 1989, № 1.

22. Первые правозащитные организации Российской Федерации в 1920-е годы. Публикация С.И. Глотикова // Отечественная история. 1995, № 4.

23. Подвергнуть аресту и привлечь к судебной ответственности. ВЧК ГПУ и патриарх Тихон. 1917 - 1925 гг. Публикация М.И. Одинцова // Исторический архив. 1997, № 5-6.

24. Политбюро и церковь. 1922 1925 гг. Сборник документов. Составители С.Г. Петров, Н.Н. Покровский. Т. 1. М., 1997; Т. 2 М., 1998.

25. Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917 — 1941 гг. Документы и фотоматериалы. М., 1996.

26. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР. 1917 1952 гг. М., 1951.

27. Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993.

28. Систематическое собрание законов РСФСР. Составитель Я.Н. Бранден-бургский. Т. 1. М., 1929.

29. Ссылка в 1920-е годы. Публикация С.А. Красильникова // Минувшее. М. -СПб, 1997. Вып. 21.

30. Ф. Дзержинский. «Мы принципиально могли бы быть друзьями сионистов». Публикация Н. Сидорова // Источник. 1994, № 4.

31. Хрестоматия по истории России. 1917 1940 гг. М., 1995.

32. В чем причина церковной разрухи в 1920 1930 годы. Публикация В. Антонова// Минувшее. Вып. 17. М. - СПб., 1994.

33. Дневники, письма и мемуары

34. Айхенвальд Ю.А. Комментарии к дедовским текстам // Родина. 1993, № 7.

35. Аксакова Т.А. Дочь генеалога // Минувшее. Париж, 1987. Вып. 4.

36. Анциферов Н.П. Из дум о былом. М., 1992.

37. Аскольдов. Из писем к родным (1927 1941 гг.)// Минувшее. Париж, 1991. Вып. 11.

38. Бабина Б.А. Февраль. 1922 г. Воспоминания // Минувшее. Париж, 1986. Вып. 2.

39. Байтальский М.Д. Троцкисты на Колыме // Минувшее. Париж, 1986. Вып. 2; М., 1990. Вып. 2.

40. Богданова Н.Б. Мой отец меньшевик. СПб., 1994.

41. В.К. Иков и его мемуары // Отечественные архивы. 1993, № 5.

42. Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918 1932 гг. М., 1998.

43. Ю.Дзержинский и ВЧК. Воспоминания. М., 1967.

44. Донская Н.М. Воспоминания // Дмитрий Дмитриевич Донской. Томск, 2000.

45. Донской Д.Д. Письма // Дмитрий Дмитриевич Донской. Томск, 2000.

46. Если в сердце посылают пулю: Из воспоминаний дочери А.К. Воронского (Т.И. Исаева) // Исторический архив. 1997. № 1.

47. Интервью с Я. Мееровым.// Минувшее. Париж, 1989. Вып. 7.

48. Книпер А.В. Фрагменты воспоминаний // Минувшее. М., 1990. Вып. 1.

49. Мельтцер E.JI. Комментарии к жизни // Минувшее. М.-СПб., 1996.

50. Письма во власть. 1917 1927 гг.: Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям. Составители А.Я. Лившин, Н.Б. Орлов. М., 1998.

51. Серебрякова З.Л. Мой отец Л.П. Серебряков // Известия ЦК КПСС. 1990, № 12.

52. Свирская М.Л. Из воспоминаний // Минувшее. Париж, 1989.

53. Троцкий Л.Д. Моя жизнь. Опыт автобиографии. М., 1991.

54. Уроки гнева и любви: Сборник воспоминаний о годах репрессий (1920 -1980-е годы.) СПб., 1993.

55. Фиолетова Н.Ю. История одной жизни. Очерк о Н.Н. Фиолетове // Минувшее. Париж, 1990. Вып. 9.

56. Неопубликованные источники

57. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) Ф. 393 Народный комиссариат внутренних дел РСФСР On. 1а, д. 285.

58. Оп. 2, д. 31,76, 78, 1049, 1554.

59. Ф. 1235 — Всероссийский центральный исполнительный комитет On. 1, д. 196.

60. Ф. 3316 Народный комиссариат юстиции РСФСР On. 1, д. 68,76, 1845. Оп. 2, д. 659.

61. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО) Ф. П-1 Сибирское бюро ЦК РКП(б) On. 1, д. 275,306,309.

62. Оп. 2, д. 132, 155, 157, 161, 163, 179,245, 249, 266, 269, 299, 309, 371. Оп. 3, д. 22, 34.

63. Ф. П-2 Сибирский краевой комитет ВКП(б) Оп. 1,д. 1.

64. Оп. 2, д. 24, 103,289, 294.

65. Ф. Р-20 прокуратура Новосибирской области

66. Оп. 2, д. 3, 4, 6, 8, 10, 15, 16, 17, 18, 19, 24, 30, 43, 48, 52, 53, 54, 57, 62, 63, 67, 68,81, 85, 88,97, 109, 110, 111, 112, 117, 123, 131, 133, 135, 138, 143, 178, 192, 193,195,197,222.

67. Оп. 3, д. 3,4, 5, 10, 15, 21, 22, 25, 26, 33, 34, 36, 37, 38.

68. Ф. Р-47 Исполнительный комитет Западно-Сибирского краевого Совета депутатов трудящихся (Запсибкрайисполком) Оп. 5, д. 23, 30, 36, 41, 68, 76, 88, 99,104.

69. Ф. Р-209 Западно-Сибирское краевое переселенческое управление Запсибкрайисполкома1. On. 1, д. 175,578,768.

70. Ф. Р-1027 Новосибирский областной суд1. On. 7, д. 18.

71. Ф. Р-1347 Исполнительный комитет Новосибирского городского Совета депутатов (Новосибирский горисполком)

72. On. 1а, д. 22, 339, 366, 377, 458, 493, 494, 661, 713, 714, 728, 731, 1015, 1032, 1035, 1336, 1342.

73. Государственный архив Томской области (ГАТО) Ф. Р-173 Томский губернский исполнительный комитет On. 1, д. 136.

74. Ф. Р-425 Нарымская уездная рабоче-крестьянская милиция On. 1, д. 46.

75. Ф. Р-804 прокуратура Томского округа On. 1, д. 6, 76.

76. Центр документации новейшей истории Томской области (ЦЦНИТО) Ф.1 Томский губернский комитет РКП(б) On. 1, д. 99, 100, 105, 142, 152, 155. Ф. 76 - Томский окружной комитет ВКП(б) Оп. 1,д.397.

77. Государственный архив Красноярского края (ГАКК) Ф. 1205 Красноярский окружной исполнительный комитет Оп. 3,д. 13,27.

78. Ф. 1303 Административный отдел Красноярского губернского исполкома On. 1, д. 119.

79. Центр хранения и изучения документов новейшей истории Красноярского края1. ЦХИДНИКК)

80. Ф. 1 Енисейский губернский комитет РКП(б) On. 1, д. 141, 237, 288, 444, 606, 757, 879, 902. Ф. 27 - Туруханский районный комитет ВКП(б) On. 1, д. 72.

81. Центр хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФАК)

82. Ф. П-4 Барнаульский окружной комитет ВКП(б) On. 1, д. 261. Оп. 2, д. 37. Оп. 3, д. 34.

83. Ф. П-3 8 Славгородский окружной комитет ВКП(б) Оп. 6, д. 2, 17.

84. Ф. Р-113 управление прокурора Барнаульского округа On. 1, д. 3, 6, 53, 92.1. Работы современников

85. Берман Я.М. К вопросу об уголовном кодексе социалистического государства // Пролетарская революция и право. 1919, № 2- 4.

86. Берман Я.М. Очерки по истории судоустройства РСФСР. М., 1924.

87. Бранденбургский Я.Н. Просто законность или революционная законность // Еженедельник советской юстиции. 1922, № 32- 33.

88. Гойхбарг А.Г. Первый кодекс законов РСФСР.// Пролетарская революция иправо. 1918, №7.

89. Карницкий Д. Уголовный кодекс РСФСР. М., 1932.

90. Крыленко Н.В. Ленин о суде и уголовной политике. М., 1934.

91. Курский Д.И. Избранные статьи и речи. М., 1958.

92. Лацис М.Я. Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией. М., 1921.

93. Лацис М.Я. Товарищ Дзержинский и ВЧК // Пролетарская революция. 1926, №9.

94. Ю.Рейснер М.А. Право. Наше право. Чужое право. Общее право. Л. М., 1925.

95. Сольц А.А. О революционной законности // Известия ВЦИК. 1924, 24 ноября.

96. Стучка П.И. Революционно-марксистское понимание права. Тезисы // Еженедельник советской юстиции. 1923, № 2.

97. Стучка П.И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. Рига, 1964.

98. Сухоплюев И. Высылка и ссылка // Энциклопедия государства и права. Т. 1.М., 1929.

99. Тухачевский М.Н. Борьба с контрреволюционными восстаниями. Искоренение типичного бандитизма (Тамбовское восстание) // Война и революция. 1926, №7-9.

100. Ширвиндт Е. Ссылка // Энциклопедия государства и права. Т. 3. М., 1930.

101. Эстрин А. Единая судебная система и марксистская теория права // Еженедельник советской юстиции. 1922, № 29-30.4. Литература

102. Агабеков Г.С. ЧК за работой. М.5 1992.

103. Антонов В.В. Приходы православного братства в Петрограде (1920-е годы) // Минувшее. Вып. 15. М. СПб., 1994.

104. Бакунин А.В. Истоки советского тоталитаризма. СПб., 1997.

105. Барихновский Г.Ф. Идейно-политический крах белоэмиграции и разгром внутренней контрреволюции (1921 — 1924 гг.) Л., 1978.

106. Берченко А.Я. Ленинские принципы советского права. М., 1970.

107. Бобренев В.А., Рязанцев В.Б. Палачи и жертвы. М., 1993.

108. Бондаренко А.А. Из истории эсеровской ссылки в Нарыме (1920 1930-е годы) // Региональные процессы в Сибири в контексте российской и мировой истории. Новосибирск, 1998.

109. Бондаренко А.А., Красильников С.А. Дмитрий Дмитриевич Донской в нарымской ссылке // Историческая наука на рубеже веков. Материалы Всероссийской научной конференции. Т. 2. Томск, 1999.

110. Бондаренко А.А., Красильников С.А. Узник Нарымского края. Жизнь и судьба Дмитрия Донского эсера и ссыльного // Родина. 2000. № 8.

111. Буков В.А. От российского суда присяжных к пролетарскому правосудию: у истоков тоталитаризма. М., 1997.

112. Васильева О.Ю. Русская православная церковь и советская власть в 1917 — 1927 гг. // Вопросы истории. 1993. № 8.

113. Волин С. Меньшевизм в первые годы нэпа // Меньшевики после Октябрьской революции. Сборник статей и воспоминаний.

114. Гак A.M., Масальская А.С., Селезнева И.Н. Депортация инакомыслящих в 1922 г. (позиция В.И. Ленина) // Кентавр. 1993. № 5.

115. Генкина Э.Б. Государственная деятельность В.И. Ленина. 1921 1923 гг. М., 1969.

116. Гимпельсон Е.Г. Формирование советской политической системы. М., 1995.

117. Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. В.2 т. М., 1986.

118. Горчева А.Ю. Списки Е.П. Пешковой. М., 1997.

119. Демидов В.А., Демидов В.В. Власть и политическая борьба в РКП(б). 1920- 1924 гг. Новосибирск., 1993.

120. Демидов В.В., Демидов В.А. Власть и политическая борьба в ВКП(б). 1924- 1927 гг. Новосибирск, 1994.

121. Демидов В.В., Демидов В.А. Политическая борьба и оппозиция в Сибири (1922 1929 гг.) Новосибирск, 1994.

122. Добровольский А.В. Операции ВЧК/ГПУ против эсеров и меньшевиков в Сибири (1920 1923 гг.) // Из прошлого Сибири. Новосибирск, 1994. Вып. 1.4. 1.

123. Добровольский А.В. Социалисты-революционеры Сибири: от распада к самоликвидации. Новосибирск, 1997.

124. Зубов Н.И. Ф.Э. Дзержинский. Биография. М., 1971.

125. Иванова Г.М. ГУЛАГ в системе тоталитарного государства. М., 1997.

126. Конт Ф. Революция и дипломатия. X. Раковский. М., 1991.

127. Коровин В.В. История отечественных органов безопасности. М., 1998.

128. Краосс Т. Идейные предпосылки Термидора. М., 1997.

129. Крапивин М.Ю. Противостояние: большевики церковь (1917-1941 гг.) Волгоград, 1993.

130. Крапивин М.Ю. Большевики и сионисты: История взаимоотношений в послеоктябрьский период (октябрь 1917 начало 1930-х гг.). Волгоград, 1995.

131. Красильников С.А. Политическая ссылка 1920-х гг.: некоторые проблемы и задачи изучения // Социально-политические проблемы истории Сибири. Новосибирск, 1994.

132. Красильников С.А. Высылка и ссылка советской интеллигенции как элемент советской карательной политики // Дискриминация интеллигенции в послереволюционной Сибири (1920-1930 годы). Новосибирск, 1994.

133. Красильников С.А. Политбюро, ГПУ и интеллигенция в 1922 1923 гг. // Интеллигенция, общество, власть: Опыт взаимоотношений (1917 - конец 1930-х г.) Новосибирск, 1995.

134. Красильников С.А. Маргинальные группы в Сибири и их социокультурные характеристики в 1920 1930-е годы // Сибирская провинция и центр: культурное взаимодействие в XX веке. Новосибирск, 1997.

135. Красильников С.А. Ссылка в 1920-е годы // Минувшее. М.-СПб., 1997. Вып. 21.

136. Красильников С.А. На изломах социальной структуры. Маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917 конец 1930-х годов). Новосибирск, 1998.

137. Кривова Н.А. Власть и церковь в 1922 1925 гг. М., 1997.

138. Кудрявцев В.Н., Трусов А.И. Политическая юстиция в СССР. М., 2000.

139. Курицын В.М. Становление социалистической законности. М., 1983.

140. Курицын В.М. Партия и правовая реформа в условиях нэпа // Коммунист. 1990. № 14.

141. Курицын В.М. Переход к нэпу и социалистическая законность: новое прочтение // Право и жизнь. 1992. № 2.

142. Кучемко Н.М. Укрепление социалистической законности в Сибири в первые годы нэпа (1921 1923 гг.) Новосибирск, 1981.

143. Леонов С.В. Рождение советской империи: Государство и идеология, 1917 1922 гг. М., 1997.

144. Литвин А.А. Красный и белый террор в России. 1918 1922 гг. Казань, 1995.

145. Малыгин А.Я. Внесудебные репрессии в период проведения нэпа // Правоведение. 1991. № 4. .

146. Малыгин А.Я. Государственно-правовой статус милиции РСФСР в период проведения нэпа (1920-е годы). Автореферат на соискание ученой степени доктора исторических наук. М., 1992.

147. Малыгин А.Я. Органы внутренних дел в период проведения новой экономической политики (1921 1929 гг.) // Полиция и милиция России: страницы истории. М., 1995.

148. Мельгунов С.П. Красный террор в России, 1918 1923 гг. М., 1990.

149. Мухачев Ю.В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М., 1982.

150. Мюллер Р., Рокитянский Я. Красный диссидент. Д.Б. Рязанов оппонент Ленина, жертва Сталина: Биографический очерк. Документы. М., 1996.

151. Никитин А. Рыцари ордена света (ГПУ против анархистов) // Родина. 1991. № 11-12.

152. Николаевский Б.И. Меньшевизм в период военного коммунизма (1918 -1921 гг.) // Меньшевики после Октябрьской революции.

153. Николаевский Б.И. Тайные страницы истории. М., 1995.

154. Одинцов М.И. Государство и церковь (история взаимоотношений, 1917 -1938 гг.) М., 1991.

155. Павлов Д.Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов. 1917- середина 1950-х гг. М., 1999.

156. Павлова И.В. Сталинизм: Становление механизма власти. Новосибирск, 1993.

157. Павлова И.В. Из истории карательных органов советского государства // Возвращение памяти. Историко-публицистический альманах. Новосибирск, 1994.

158. Пайпс Р. Россия при большевиках. М., 1997.

159. Папков С.А. Сталинский террор в Сибири. 1928 1941 гг. Новосибирск, 1997.

160. Петухов Г.Е. Советский суд и становление революционной законности в государственном управлении. Киев-Одесса, 1982.

161. Пильняк Б.А. Всех их вон из России (высылки российской интеллигенции) //Родина. 1992. № Ю.

162. Попов В.П. Государственный террор в Советской России, 1923 1953 гг. (источники и их интерпретация) // Отечественные архивы. 1992. № 2.

163. Портнов В.П., Славин М.М. Становление правосудия в Советской России (1917-1922 гг.) М., 1990.

164. Постников Е.С. Российское студенчество в условиях нэпа (1921 1927 гг.). Тверь, 1996.

165. Рассамахин Ю.К. Очерки истории Колпашевского района // Земля колпашевская. Томск, 2000.

166. Рассказов Л.П. Деятельность карательно-репрессивных органов по реализации нового политического курса большевиков (1921 1927 гг.) Уфа, 1993.

167. Рассказов Л.П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в советском государстве. Уфа, 1994.

168. Роговин В.З. Власть и оппозиции. М., 1993.

169. Славин В. Томск сокровенный. Томск, 1991.

170. Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. М., 1991. Т. 7.

171. Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998.

172. Софинов П.Г. Очерки истории ВЧК (1917- 1922 гг.). М., 1960.

173. Стецовский Ю.И. История советских репрессий. 1997.

174. Суворов JI.K. Право и политическая конъюнктура в советском государстве // Право и жизнь. 1992. № 1.

175. Тиль Т. Социал-демократическое движение молодежи 1920-х годов. // Знание сила. 1994. № 2.

176. Трифонов И.Я. Классы и классовая борьба в СССР в начале нэпа. JI., 1964, 1969. Ч. 1,2.

177. Трифонов И.Я. Ликвидация эксплуататорских классов в СССР. М., 1975.

178. Трукан Г.А. Путь к тоталитаризму: 1917 1929 гг. М., 1994.

179. Угроватов А.П. Нэп и законность (1921 1929 гг.) Новосибирск, 1997.

180. Уйманов В.Н. Репрессии. Как это было.(Западная Сибирь в конце 1920-х начале 1950-х гг.) Томск, 1995.

181. Уразов С. Инициалы «Д.Д.Д.» // Земля парабельская. Томск, 1996.

182. Швеков Г.В. Первый советский уголовный кодекс. М., 1970.

183. Шкаровский М.В. Иосифлянское движение и оппозиция в СССР (1927 -1943 гг.) // Минувшее. Вып. 15. М. СПб., 1994.

184. Яковлев Я.А. Дмитрий Дмитриевич Донской имя из небытия // Дмитрий Дмитриевич Донской. Томск, 2000.

185. Якунин Ю.А. Черное и белое. Заметки прокурора. Омск, 1990.

186. Янсен М. Суд без суда: 1922 г. Показательный процесс социалистов-революционеров. М., 1993.1. Периодические издания1. Известия.2. Бюллетень оппозиции.3. Голос социал-демократа.

187. Еженедельник советской юстиции.5. Правда.6. Социалистический вестник.